Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]
Между двумя государствами был заключен мирный договор, текст которого сохранился в «Повести временных лет». В силу того, что этот договор почти на двадцать лет определил взаимоотношения Руси и Византии и впоследствии лег в основу византийской политики князя Владимира Святославича, приведем его текст целиком в переводе на современный русский язык:
«Список с договора, заключенного при Святославе, великом князе Русском, и при Свенельде. Писано при Феофиле синкеле, а к Ивану, нарицаемому Цимисхием, царю Греческому, в Дерестре, месяца июля, индикта 14-го, в лето 6479.
Я, Святослав, князь Русский, как клялся, так и утверждаю договором этим клятву свою: хочу иметь мир и совершенную любовь со всяким[11],{47} великим царем Греческим, с Василием, и Константином, и с боговдохновенными царями, и со всеми людьми вашими до конца века; и так же — те, кто есть подо мною, Русь, бояре и прочие. Никогда же не стану замышлять на страну вашу и воинов собирать и иного народа не приведу на страну вашу, ни на те, что есть под властью Греческой, — ни на Корсунскую волость и сколько есть городов их, ни на страну Болгарскую. А если иной кто помыслит на страну вашу, то и я буду противник ему и буду воевать с ним. Как клялся царям Греческим, и со мною бояре и Русь вся, так и сохраним нерушимым договор; если же не сохраним то, о чем сказано прежде, пусть я, и те, кто со мною, и те, кто подо мною, да будем прокляты от бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, скотьего бога, — и да будем исколоты, как золото, и своим оружием да иссечены будем. Будет же истинным то, что мы обещали ныне вам, и написали на хартии[12] этой, и своими печатями запечатали»{48}.
После заключения договора Святослав предложил Цимисхию встретиться лично. Встреча произошла на Дунае. Святослав приплыл в лодке. Греков поразило, что князь греб наравне с прочими гребцами. Выражение лица его было мрачным и свирепым. Видом своим князь почти не отличался от приближенных. Это резко контрастировало с пышностью одеяний императора Иоанна, ожидавшего князя на берегу. Недавние враги побеседовали между собою (содержание беседы осталось в тайне) и вскоре расстались. Во все время разговора Святослав оставался в лодке и не поднимался со скамьи.
Так завершилась самая крупная и самая кровопролитная из всех русско-византийских войн. Из почти шестидесяти тысяч человек, приведенных Святославом на Дунай, на Русь возвращалось лишь около двадцати двух тысяч. (Этим цифрам, которые сообщает Лев Диакон, можно доверять — число воинов лежало в основе расчетов количества продовольствия, выданного Святославу; возможно, русский князь несколько завысил, но никак не преуменьшил численность своего войска.)
Впрочем, для Святослава война еще не была окончена. «Пойду на Русь, приведу еще больше дружины», — так, согласно летописи, рассуждал он. Теперь Русь снова была нужна Святославу — как база для подготовки новой войны, нового похода на Царьград. Да иначе князь просто не мог вернуться домой, признать себя побежденным, отказаться от мысли о создании своей державы.
Но и византийцы, вероятно, не считали борьбу полностью завершенной. В их распоряжении оставалась еще одна возможность нанести удар Святославу — может быть, смертельный. По условиям договоренности между Русью и Византией, греки должны были отправить посольство к печенегам и, в частности, просить их о беспрепятственном пропуске русской дружины через свою землю. Такое посольство было отправлено. Во главе его встал епископ Евхаитский Феофил — вероятно, тот самый Феофил синкел, который оформлял русско-византийский договор. Печенеги согласились войти в число союзников Империи и дали обязательство не переправляться через Дунай и не нападать на Болгарию. Но вот по отношению к русам они заняли непримиримую позицию. Иоанн Скилица, от которого нам известно о результатах византийско-печенежских переговоров, полагал, что «пацинаки были раздражены тем, что Святослав заключил с ромеями договор»{49}. Но гораздо вероятнее, что Феофил и не настаивал на просьбе Святослава. Очень может быть, что он сам подсказал печенегам, как им следует поступить. Еще император Константин Багрянородный указывал: «…Когда росы с ладьями приходят к речным порогам», они «не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на руках». И «нападают тогда на них пачинакиты и легко — не могут же росы двум трудам противостоять — побеждают и устраивают резню»{50}. Это была не просто любопытная информация писателя, но рекомендация, обращенная к правителям Византийской империи.
Осенью Святослав отправился в обратный путь. Он двигался на ладьях вдоль берега моря и затем вверх по Днепру по направлению к днепровским порогам. Надеялся ли Святослав, что печенеги пропустят его? Возможно, византийцы давали ему какие-то гарантии на этот счет, сознательно вводя его в заблуждение. Или он по-прежнему рассчитывал на свою силу, а вернее — на свое громкое имя? А может быть, просто понимал, что иначе ему не довезти до Киева захваченную в войне добычу. Последнее наиболее вероятно. Не простая жадность двигала князем, но стремление войти в Киев победителем, а не побежденным.
Ближайший и наиболее опытный из воевод Святослава Свенельд советовал князю: «Обойди пороги на конях, ибо у порогов стоят печенеги». Но Святослав не послушал его. А Свенельд, конечно, был прав. Печенеги действительно ждали русских. По рассказу «Повести временных лет», о приближении русских печенегам сообщили «переяславцы» (надо понимать, болгары): «Вот идет к вам Святослав на Русь, забрав у греков много добычи и пленных без числа. А дружины у него мало».
В русско-византийском конфликте болгары были наиболее пострадавшей стороной. Но после победы Цимисхия над Святославом большая часть Болгарии (кроме Западной, не затронутой военными действиями) вошла в состав Империи. Царь Борис, с которым Иоанн столь учтиво обошелся в Преславе, позже был лишен всех царских регалий и низведен в сан магистра. Так что болгары, по-видимому, не имели возможности действовать самостоятельно. «Болгарских» посланцев, отправившихся к печенегам, логичнее всего отождествить именно с посольством Феофила Евхаитского.
Дойдя до острова Хортица, который греки называли «островом Святого Георгия», Святослав убедился в невозможности дальнейшего продвижения — у брода Крария, находившегося перед первым на его пути порогом, стояли печенеги. Надвигалась зима. Князь решил отступить и зазимовать в Белобережье, где имелось русское поселение. Возможно, он надеялся на помощь из Киева. Но если так, то его надеждам не суждено было сбыться. Киевляне не смогли (а может быть, не захотели?) прийти на выручку своему князю.
